Матушка с самого утра была в весьма дурном расположении духа, и я не могла заставить её улыбнуться ни своим пением, ни услышанной мною совсем недавно такой забавной историей, что каждый, кто слышал её в моём исполнении, непременно захлебывался громким искренним хохотом. Когда мои тщетные попытки развеселить её совсем надоели маме, она раздраженно пробормотала что-то о том, чтобы я ступала играть с куклами и не нарушала её душевного равновесия, и без того пошатнувшегося из-за скорого возвращения падчерицы. Казалось, что её настроение заразило всех обитателей Утеса Кастерли, и я повсюду встречала лишь угрюмые лица: Эртур был мрачен и молчалив, и только отмахивался от меня, в очередной раз возомнив себя достаточно взрослым, чтобы быть поглощенным пустяковыми, никому не понятными заботами; отец выглядел сосредоточенным на чем-то серьезном и отвечал невпопад, когда ему задавали вопросы; даже мои служанки не были веселы тем утром и выполняли свою работу с такой суровой решимостью, будто они готовились вступить в бой, а не убрать в моих покоях. Я не понимала, почему они все ведут себя так странно. В тот день должна была вернуться Дианна, дочь папы от первого брака, и я была абсолютно уверена в том, что все должны разделять ту радость, что охватила меня в ту самую секунду, когда я узнала о том, что моя сводная сестра скоро вернется в Кастерли Рок.
Чем ближе был час приезда, тем нетерпеливее я становилась. Поначалу я пыталась как-то совладать с собой, начала играть в прятки с фрейлинами, но вскоре убежала в свои покои, устав прятаться в Каменном саду, села вышивать, но узор не получался: то игла выпадала из рук, то нить обрывалась. В конце концов я, не в силах усидеть на месте, стала так часто выбегать из комнаты, чтобы спросить, не приехала ли Дианна, что матушка вскоре запретила мне покидать свои покои. На это совершенно несправедливое решение я всерьез обиделась, но возразить матери не посмела и оставшееся время провела в компании моей ближайшей подруги - Адрианы, но даже ей не удавалось унять моё воодушевление. Когда я начала медленно сходить с ума от тоски ожидания, мне наконец сообщили о прибытии Дианны. Саму встречу, по словам Эртура “сухую и равнодушную, как и та, кого встречали”, я пропустила, но не особо об этом жалела: мне хватило такого же сухого и равнодушного приема, вовсе не праздничного, затянувшегося едва ли на час. Складывалось стойкое ощущение того, что приезду Дианны были рады только я и Лиман: на лицах остальных едва теплились вымученные, неестественные улыбки, даже сама Дианна улыбалась скорее снисходительно, чем радостно всем, кроме старшего брата.
“Она, вероятно, просто устала после долгой дороги, и у неё еще будет время поулыбаться и мне”, - решила я, стараясь не унывать. Но сложно было не поддаться общему настроению, невозможно было сохранить в себе искру радости под гнетом тяжелого неловкого молчания, сковавшего членов королевской семьи, и напряженной тишины, нарушавшейся лишь глухим и тусклым клацаньем посуды и хриплым дыханием отца. Я несколько раз порывалась что-то сказать, чтобы оживить беседу, точнее воскресить её из мертвых, но каждый раз я встречала на себе острый пристальный взгляд матушки, понимала, что лучше не вмешиваться и опускала глаза в свою тарелку. Мрачная, гнетущая атмосфера накалялась и грозила выплеснуться во что-то тревожно грандиозное, я чувствовала это и всеми силами желала избежать.
Но ведь нельзя избежать неизбежное.
Неизбежным было объявление отца о будущем браке Дианны с Гартом Гарденером, и когда папа сделал его, я поняла причину его молчаливости и мрачного настроения. Вероятно, ему, как отцу, тяжело было принять необходимость замужества, а значит и разлуки с одной из своих дочерей. Раздражительность матушки тоже стала мне понятна: очевидно, что она не хотела так быстро расставаться с падчерицей, которую не видела долгое время, и скрывала свою неготовность отпустить Дианну так скоро напускной сердитостью.
Бедная Дианна. В её глазах сверкнули слезы, и мне стало почти физически больно. Её крик, отчаянный, громкий, ударил мне по сердцу как проявление самого сильного горя, которое мне доводилось видеть. Слова Дианны, слишком пропитанные бессильной горечью нисколько не скрывали обидного намека, а взгляд, с явной ненавистью скользнувший по лицу матушки, только подтвердил мои слабые догадки о том, в каком заблуждении относительно причины брака с Гарденером пребывала сестра. Я видела острую необходимость объяснить Дианне, что всё должно быть совсем не так, как показалось ей, что она просто неправильно всё поняла, что мы все рады ей, и отец - больше всех.
Я не могла дождаться отцовского позволения покинуть Чертог, мне тягостно было видеть лица родителей, искаженные ожесточенным спором, кажется, разгоравшемся между ними уже не первый раз, наблюдать за тем, как Эртур и Лиман одинаково утомленно опускают глаза, по-видимому, желая только оказаться как можно дальше от эпицентра беспокойства. Уйти было невозможно, слушать - невыносимо, думать о том, каково сейчас Дианне, оставшейся совсем одной, - горько и тяжело. Спор не утихал, только разгорался еще пуще прежнего, родители будто забыли о том, что они не одни, и из оцепенения гнева их вывело только с грохотом опрокинутое мною блюдо с фруктами. Отец замер на миг, устало потер переносицу и резким смазанным взмахом рукой по направлению к дверям отпустил нас, не проронив ни слова.
Хотелось сразу же отправиться к Дианне, но я почти заставила себя выждать какое-то время, чтобы она могла успокоиться и привести мысли в порядок. Даже моя нетерпеливость уступала понимаю того, что сраженный таким неожиданным поворотом судьбы человек вряд ли будет сразу же готов к легкомысленной болтовне. Меня терзало волнение вкупе с сильнейшим сочувствием, желанием разделить тревоги сестры. Время шло слишком медленно, минуты ползли в сгустившемся воздухе, мучая меня пыткой ожидания, заставляя думать, что я иду к комнате Дианны быстрее, чем истекают обычно неуловимо ускользающие секунды.
На миг я остановилась перед дверью в покои сестры, волнение захлестнуло меня, я поддалась детскому страху быть отвергнутой, но после краткой внутренней борьбы я убедила себя в том, что это просто невозможно; робко постучалась, боясь потревожить покой Дианны, и, не дождавшись позволения, вошла в комнату.
- Дианна, - тихо позвала я сестру. Я испытывала смущение и неловкость оттого, что так бесцеремонно вторглась в её личное пространство, правда, как только я поймала взгляд принцессы на себе, чувство смущения исчезло, и я несмело улыбнулась сестре, будто извиняясь за то, что позволила себе поддаться неприятным ощущениям. - Знаешь, нам ведь совсем не удалось поговорить, а я так соскучилась, что просто не могла не прийти, - я пожала плечами, и моя улыбка сделалась шире, увереннее, счастливее. - Ты выглядишь такой расстроенной, но ведь у тебя нет причин горевать. Я слышала, Гарт Гарденер чудесный юноша, добрый и честный, разве не о таком муже мечтает каждая девушка? - весело защебетала я. - А ты… Ты такая благородная, величественная, словом, истинная леди, он непременно полюбит тебя в первую же секунду вашего знакомства. К тому же, ты будешь замечательной королевой. Видишь? У тебя совсем нет причин для грусти.
